Александр Патритеев. Достучаться до литературных небес | АсПУр

Виктория Иванова: молодой зрелый челябинский прозаик

За окном кофейни, вздыхая, кружит продрогший, пожелтевший последний календарный лист сентября; он прижимается к рекламным вывескам, покатым бокам иномарок, спинам прохожих, и только лучи близорукого осеннего солнца ощупью касаются его краешков… Странным образом предвкушение встречи меняет почерк моих мыслей, делая рядового журналиста чуть-чуть писателем. Но она, конечно, сказала бы об этом лучше.

Она – 24-летний челябинский прозаик Виктория Иванова, вернувшаяся накануне из Бугуруслана, где, участвуя в международном семинаре-совещании молодых авторов «Мы выросли в России», удостоена стипендии Союза российских писателей с правом издания через год собственной книги, а кроме того, названа уже состоявшимся прозаиком. Высокую оценку, прозвучавшую с «литературных небес» в адрес челябинки, случайностью считать нельзя. Да и мастера слова – руководители семинара прозы, как известно, слов на ветер не бросают. Между тем, стоит напомнить, что, окончив литературные курсы ЧГИК под руководством Нины Ягодинцевой, несколько лет назад Виктория вошла в шорт-лист Южно-Уральской литературной премии. Постарается ли она в будущем все же взять эту высоту и стать лауреатом премии, я спрошу у нее чуть позже. А пока…

— Виктория, семинар-совещание для молодых авторов в Оренбуржье чем-то принципиально отличается от других подобных мероприятий? Расскажи подробнее, как он складывался для тебя…

— Это целый комплекс литературных площадок, сердцем которого, по традиции, является Аксаковский праздник. Семинар-совещание «Мы выросли в России» организуется в этих рамках четвертый год подряд. Мастер-классы проводят известные российские писатели. В итоге два лучших молодых автора – поэт и прозаик – получают возможность выпустить свои книги в серии «Новые имена». В этом совещании я участвовала уже второй раз. А впервые, с прозаическими миниатюрами, – в 2013 году. Молодые авторы стремятся в Бугуруслан, чтобы заявить о себе, получить рекомендации: не только услышать, что о тебе скажут, но и самому рецензировать тексты. В прошлый раз право издать книгу я не получила, зато в литературной студии «Взлетная полоса» при ЧГИК мы выпустили совместный проект – кассету из книг шести авторов. В Бугуруслане – особая аура: природа, общение, причем, общение это – профессиональное. Три руководителя – ведущий современный прозаик Петр Николаевич Краснов (Оренбург), председатель Союза российских писателей Светлана Владимировна Василенко (Москва), главный редактор газеты «Истоки» Айдар Гайдарович Хусаинов (Уфа) – подробно анализировали рукописи, комментировали, отмечали и положительные, и отрицательные стороны. Вся работа была нацелена на то, чтобы помочь начинающему автору.

— Много собралось молодых прозаиков?

— Дефицита прозы не ощущалось. Правда, поэтов было больше. У них было два семинара. А прозаики работали в одном. Приехали ребята из Уфы, Набережных Челнов, Каменска-Уральского, Орска…

— Интересно, отчего прозаиков было меньше? По моим наблюдениям, их вообще в природе меньше, чем поэтов. Или просто те на слуху, а прозаики – в некотором подполье?

— Поэты на слуху, потому что они выступают на всевозможных площадках, в том же Челябинске. А прозаик, он ведь тихонечко себе пишет и пишет. Выйти и почитать не всегда может. Но, на самом деле… да, поэтов в принципе больше. Юные дарования сначала идут в поэзию – им хочется выражать, в первую очередь, свои эмоции. Если честно, не могу сказать, что сложней писать – прозу или поэзию. Для меня стихосложение – что-то невероятное. Однако прозаику нужно больше времени для становления, нужно в два раза больше времени, чтобы стать профессионалом.

— Виктория, боюсь, поэты затаят на нас обиду. За счет чего прозаику нужно больше времени?

— Нужна определенная доля жизненного опыта, чтобы прозаик созрел. Другая составляющая – мастерство, которое оттачивается день за днем. Ты можешь определиться с тем, что хочешь сказать, сформулировать идею, тему, поставить сверхзадачу. А вот реализовать задуманное, причем качественно, очень сложно. Именно это на себе сейчас и ощущаю: просто карабкаюсь, осваиваю прозу, как… (моя собеседница показывает руками нечто огромное, и я догадываюсь)

— Как глыбу?

— Именно…

— На мой взгляд, сегодня проза и поэзия плавно перетекают друг в друга, и если первая становится лиричной, то вторая… здесь сплошь верлибры, записанные в строчку. Кстати, три года назад в «Воскресном чтении» ты сама утверждала, что тебе ближе лирические этюды…

— В мою первую книгу под названием «Двенадцать с хвостиком», действительно, они вошли. Это проза, но, можно сказать, поэтическая. Я хочу сохранить это свойство, только уже в объеме рассказов, повестей… А настоящий верлибр написать сложней, чем рифмованное стихотворение.

— Вернемся к нашей «глыбе». Ты, как своего рода литературный альпинист, намерена ее покорить. Какие рекомендации давали тебе мэтры на семинаре?

— Работать над языком, «вычищать» его от словесного мусора. Причем, абсолютно всем советуют начинать с простых вещей – орфографии и пунктуации. На языке строится все: не только ткань произведения, но и сюжет, тонкие идеи. Убедилась на собственном опыте, за счет языковых элементов формируется сама мысль, положенная в основу. Это очень сложно воплотить в жизнь. На семинаре были разные точки зрения на финал моего рассказа. Айдар Гайдарович Хусаинов посчитал, что он не удался: герои, грубо говоря, не борются. Тогда как, по мнению Петра Николаевича Краснова, в финале есть свет в конце тоннеля, есть надежда.

— Признаюсь, люблю, когда в конце — свет. Это лучше, чем ослепительный «хэппи энд». Правдоподобно. Больше веришь. А по поводу формы, Евгений Евтушенко сказал, что «это тоже содержание».

— Да, совершенно точно. От языка зависит, насколько сюжет будет понятен читателю (если, конечно, автор хочет, чтобы его понимали). С другой стороны, не стоит писать прямым текстом: вот моя идея, вот вам мой герой, он поступил плохо, не поступайте так. Хочется писать совершенно иначе – чтобы читатель догадывался и понимал через детали, через образы. Вот как конфетку разворачивают, и за фантиком – идея… Такие совещания, как в Бугуруслане, для молодых авторов очень полезны. Писать – мало. Чтобы развиваться, нужно выходить в свет – обсуждать свои работы, смотреть, как пишут другие, учиться на своих ошибках и на чужих победах. Именно по этой причине поездка в Бугуруслан стала для меня стимулом, точкой, от которой я могу теперь оттолкнуться. Там мне дали это понимание, возможности и силы. У меня есть целый год, чтобы работать, после чего я должна издать книгу.

— Руководители семинара оценили тебя как зрелого прозаика…

— Впервые за то время, что я участвую в подобных семинарах, все три руководителя отметили меня как созревшего, почти профессионального автора. Но вместе с тем – это большая ответственность. Нужно в себе самой это еще увидеть и признать, перестать сомневаться…

— Согласен, со зрелого прозаика – и спрос другой. Но как, на твой взгляд, происходит этот переход? Что-то меняется внутри автора?

— Как такового перехода я, наверное, не ощущала до поездки в Бугуруслан. А впрочем, если оглянуться на то, что делала раньше, и сравнивать с тем, что стараюсь делать сейчас, то, конечно, скажу – да.

— Этот переход, видимо, касается и формы произведений, и их содержания?

— Осваиваю форму рассказа, причем, такого, который строится не на внешнем ярком конфликте, не на «вспышке». Это потаенно протекающий, внутренний конфликт…

— Ты любишь Чехова?

— Чехова и Достоевского… Мне интересно создавать форму, выстраивать сюжет за счет мелких деталей и образов, через детали говоря о важном. Например, показать человека в один из дней, показать его судьбу, его жизнь, вроде бы обыденную, но в ней скрыта какая-то трагедия, или, наоборот, маленькое счастье. Маленькое, но очень значимое. Я вижу это в жизни, поэтому и хочется написать в деталях и так же жизненно, как сама жизнь. Вот в чем сложность.

— Можно ли написать лучше, чем пишет жизнь свою прозу? Вопрос риторический… Итак, ты готова к углублению содержания и укрупнению формы. Это внутренняя потребность? Не дань тому, что «вот, я – прозаик созревший, обязана писать многотомные романы»?

— Нет, это возникало во мне еще на литературных курсах у Нины Александровны Ягодинцевой. Тогда создавались многие идеи сюжетов, которые сейчас дожидаются своего часа. Их нужно реализовывать. Что давали мне миниатюры? Яркие образы. Я бы хотела к ним вернуться, но только для себя, в качестве маленькой тренировки фантазии, вдохновения. А в общем, да, отошла в сторону рассказов…

— В своей миниатюре «Лавка» ты перечисляешь «неосязаемые» вещи: «законсервированный страх», «тюбики разных глупостей», «стаканчик музыки». Что бы сегодня добавила в этот волшебный магазин?

— Может быть, маленький бочонок мудрости, перевязанный зеленой ленточкой. А еще – кулечки идей. У меня сейчас много таких «кулечков», которые нужно развернуть, а там – нитки для вязания. Вот этим, наверное, сейчас я и должна заниматься.

— Знаю, что ты не самого высокого мнения о постмодернизме. Он тебя «настораживает». Чем?

— Тем, что я не всегда могу доверять автору. С его стороны все сказанное им может быть всего лишь шуткой. Не раз сталкивалась. Допустим, идет разбор стихотворения, где присутствует образ Христа, при этом я всерьез анализирую, что он символизирует. А в итоге – ничего, это была просто игра, и ты сидишь, обманутый читатель, и недоумеваешь: «Как же так? Я ведь к вам со всей душой, а оказывается, не надо?» Возможно, я заблуждаюсь, но реалистическая традиция конструирует жизнь. Она помогает, по крайней мере, должна помогать читателю, давать ему силы, чувство сопереживания, счастье от чтения. А постмодернизм иногда работает на разрушение.

— На разрушение чего? Реальности?

— Да. По этой причине и отношусь с осторожностью. И все-таки, чтобы быть объективней, нужно внимательней изучить произведения авторов, которые уже состоялись в этом направлении. С другой стороны, не раз читала на конкурсах работы молодых постмодернистов, признаюсь: не всегда понимаю, что они хотят сказать за всей этой рваной «красотой», которой окружают свои творения. А за ней может ничего и не быть, к сожалению.

— А что скажешь на критику в свой адрес?

— Вспоминается одна ситуация, когда на семинаре в Каменске-Уральском молодой человек в ходе обсуждения мне возразил: «А мне абсолютно не интересны ни ваша дочь, ни ваш супруг, ни ваши отношения…» С его стороны это был просчет – мы категорически не должны отождествлять автора и героя. Эмоциональный опыт у меня был, ситуация была прочувствована. Действительно, иногда хочется побывать в той или иной ситуации, а иногда… Ведь есть настолько страшные вещи, что, описав их, я бы не хотела с ними столкнуться. Или – прожитый опыт, к которому не хотелось бы возвращаться. В общем, я тогда посмеялась. Но обычно молодым авторам сложно переживать подобные «разборы полетов», особенно если те с отрицательным оттенком, и нужно это принять. Вернее, нужно учиться принимать то, что нужно. Раньше и мне было эмоционально тяжело. Сейчас стараюсь вслушиваться, распутываю по ниточке, отделяю полезное от бесполезного. А если это полезно, то как, — думаю, — с этим работать?

— Виктория, ты не первый год руководишь школьной литературной студией «Ось». Расскажи об этом направлении своей деятельности…

— Для меня предложение возглавить студию было очень важно и значимо. Хотя, даже имея педагогическое образование, на первых порах мне было тревожно. Тем не менее, взялась за работу. И – очень ее люблю и довольна, что работаю именно в школе № 94 и в ее филиале в Каштаке. Некоторые ребята ходят целыми классами. Уровень, конечно, разный, но занимаюсь со всеми желающими. Я очень благодарна директору Наталье Бруновне Коржовой за то, что она приняла меня в школьную семью с добрыми словами и улыбкой, одобрением и пониманием. Мне кажется, поддержка детского литературного творчества в современной школе бесценна.

— Приведи пример, чтобы почувствовать атмосферу в твоей студии…

— В основном это литературные игры, импровизации, занятия на природе, чаще в Каштаке, где сосновый бор. К примеру, занятие «Корзинка наблюдений». Я даю ученикам изображения корзинок, и мы отправляемся в бор, только вместо ягод, грибов и цветов собираем метафоры, сравнения и эпитеты. Получается очень интересно. Или – «пятиминутка созерцания»: дети подходят к окну и описывают пейзаж за ним. Можно придумывать все, что угодно, в то же время нужно быть внимательным к природе. У меня третий год занимаются ребята, которых веду со второго класса. Читаю им какое-либо произведение, а они определяют, где эпитет, где олицетворение. То есть уже умеют оперировать литературными терминами.

— Не так давно один учитель – между прочим, московский – рассказывал в прямом эфире радиостанции, что на перемене дети подходят к окну и пытаются характерным движением пальцев по стеклу приблизить изображение за окном. До чего дошел прогресс…

— С чем-то похожим и я столкнулась. Взяла как-то новый класс, и на первом, ознакомительном, занятии «Моя эмблема, мой девиз» задала детям нарисовать себя по своему представлению. Некоторые нарисовали «айфон», то есть они видят себя «айфонами». Думаю, как с этим бороться.

— У воспитанников литературной студии «Ось» за годы ее существования есть ощутимые результаты, достижения?

— В конкурсе «Алые паруса» ежегодно принимаем участие, в фестивале «Самсусам», в тематических проектах «Сам себе спасатель», «Дорога и дети» и многих других. Год назад моих ребят стали печатать в московском детском литературном журнале «Лучик». Редакция журнала не просто публикует работы, но и дает маленькие комментарии. В прошлом году я впервые проводила детский литературный конкурс «Как слово наше отзовется». В подготовке праздника мне помогали коллеги, родители и, конечно, сами ребята. Всесторонне поддерживал учредитель Михаил Борисович Стригин. В этом году постараемся придать конкурсу формат открытого фестиваля: любая школа Челябинска может принять в нем участие… Интересно получается: и на работе, и в творчестве – освоение нового.

— Что-нибудь для детей написать не пробовала? Начинающие авторы, как правило, сразу стремятся говорить о серьезных, глобальных вещах. С другой стороны, некоторые люди преклонного возраста – мастера детской литературы. А ее-то писать сложней…

— Согласна. И мне уже задавали этот вопрос. Думаю, желание создавать детскую литературу должно прийти к пишущему человеку как естественная потребность, когда он почувствует для этого и необходимость, и силы. Не исключаю, что и у меня эта потребность когда-нибудь возникнет… Вообще, с детьми очень интересно работать. Но, к сожалению, чем старше становится ребенок, тем чаще говорит: «Нет вдохновения…» А это значит, что ему тяжелее видеть необычное в обычном, видеть не в общепринятых рамках. Пожалуй, чем старше мы, тем больше «штампов» над нами довлеет…

— Ты пишешь по вдохновению? Или это – только начальный импульс, а дальше – кропотливый труд?

— С одной стороны, нужен этот импульс, который тебя подтолкнет, но иногда я не бросаюсь сразу писать. Например, новый рассказ, над которым работаю, думаю о нем с весны. Летом размышляла. Но почему-то летом мысли были скудные, не сдвигались с места. Зато осенью начали выстраиваться связи, цепочки. После семинара в Бугуруслане я поняла: надо каждый день работать, не сидеть сложа руки и ждать чего-то, потому что время идет. Работая ежедневно, оттачиваешь мастерство. И – иногда вдохновение приходит в процессе, как аппетит – во время еды.

— У Майи Плисецкой однажды спросили, как работает Родион Щедрин. Она ответила, что, если бы он всякий раз ждал, когда на него снизойдет вдохновение, он не написал бы и половины из того, что есть…

— Верно. Листопад – не листопад, иди и пиши, ищи время писать…

— А писатель должен читать?

— О, я прочитываю множество детских текстов, и не всегда есть возможность погрузиться, так скажем, во взрослую литературу. Однако, когда ты не читаешь, у тебя нет языка. Потому как чтение – это, прежде всего, знакомство с лучшими языковыми образцами. Безусловно, писатель должен читать.

— Нет ли здесь риска неосознанной подмены собственного литературного языка языком «любимого» автора?

— И такое возможно. Достоевского запоем читала в университете, все мои курсовые проекты, дипломная работа были по нему. И однажды поймала себя на мысли: говорю и пишу на его «ломаном» языке…

— Да-да, это характерное начетничество…

— Потом решила: все, хватит Достоевского, нужно читать Тургенева. У него ведь идеальный язык. В школе деепричастные и причастные обороты изучала по Тургеневу… Нужно читать больше.

— А вообще, здесь скрывается настоящее несчастье для начинающего автора. И в современной поэзии это самое несчастье называется «Бродский»…

— Совершенно точно! Причем, как в манере написания, так и в манере подачи. Просто повсюду Иосиф Александрович!

— В прозе есть такие бродские?

— Нет, в прозе этого я не замечала, слава Богу.

— Что посоветуешь молодым авторам? Кстати, трудно им сейчас находить свою дорогу? Или пути есть, просто надо ловить момент?

— Наверное, одна из проблем – молодежь не знает, куда ей податься. Я начала писать в 7 классе, жила в поселке и не представляла, что, оказывается, бывают школьные литературные студии, вообще где-то они существуют, где-то проходят и конкурсы, и фестивали, и совещания. Поступила в университет и только на 2-м курсе, попав совершенно случайно к Нине Ягодинцевой, поняла: есть масса возможностей, чтобы себя реализовать. Просто нужно не бояться, не писать в стол, не страшиться услышать о себе мнение, участвовать не только в заочных литературных конкурсах, но и бывать именно на таких совещаниях, как в Бугуруслане, где происходит живое обсуждение. Это полезно, это толчок для развития, возможность идти дальше – к публикациям, изданию книг, вступлению в Союз писателей.

— В общем, то самое вдохновение…

— В Аксаково, конечно, необыкновенная атмосфера. Холмистая местность, леса, поля. Осень. Чудесная, цветная пора. Жаль, что было мало времени, чтобы погулять по этим местам. Проходили литературные вечера, на которых выступили сначала мэтры, затем дали слово молодым. Мы читали для сельчан. Зрители слушали нас очень внимательно. Публика там готова слушать и принимать.

— У Довлатова в «Заповеднике» главный герой, работая гидом в пушкинских местах, видит, что гения попросту мумифицировали, а тропа к нему заросла бытовщиной. Помнишь строчку из Маяковского: «Я люблю вас, но живого, а не мумию!» В аксаковских местах нет такого налета формальности, формалинности?

— Нет. Все, от мала до велика, ждут этого праздника как события года. Видно, что это не просто дань уважения, не какая-то обязаловка, а действительно важное событие, гордость местных жителей. Думаю, сегодня в России сложились несколько литературных центров, и это не только Москва и Санкт-Петербург. Урал заявил о себе. Наш регион может стать опорой и славой литературы, если мы будем стараться сделать его таковым.

— Издав через год книгу (а я от всей души тебе этого желаю), поучаствуешь еще раз в Южно-Уральской премии?

— Ставлю себе такую цель. Нужно подготовиться так, чтобы дойти до победы. Смело, конечно, об этом сейчас заявлять, как загадывать на будущее, тем не менее, цель есть – победить.

— Виктория, какую фразу из классики можешь назвать своим жизненным кредо?

— Не из литературы – можно? Хотя фильм «Достучаться до небес» — уже своего рода классика: «Стоишь на берегу и чувствуешь соленый запах ветра, что веет с моря, и веришь, что свободен ты и жизнь лишь началась…»

Досье: Виктория Игоревна Иванова. Прозаик. Родилась 3 февраля 1992 года. Окончила филологический факультет ЧГПУ. Выпускница литературных курсов ЧГИК. Руководитель школьной литературной студии имени Е.А.Губиной «Ось». Организатор открытого фестиваля-конкурса детского и юношеского литературного творчества «Как слово наше отзовется». Лауреат ХII открытого Интернет-фестиваля «Сочи-мост 2013». Шорт-листер Южно-Уральской литературной премии. Печаталась в литературно-художественном альманахе «Уральская линия», в сборнике произведений участников семинара-совещания «Мы выросли в России». Автор книги «Двенадцать с хвостиком» (миниатюры и рассказ), рассказов «Трамвай» и «Усатые часы», повести «Удали».