Владимир Курбатов. От чувства к чувству

Координационный совет АсПУр сердечно поздравляет Владимира Николаевича Курбатова с 70-летием! Желаем здоровья, творческого долголетия и счастья! Владимир Курбатов
ОТ ЧУВСТВА К ЧУВСТВУ …Не спасёт Господь от одиночества обречённых на его любовь.
ОТЦОВСКИЕ ДЕРЕВЬЯ Мой старый двор... Но всё теперь в нём ново. Лишь я вошёл — жильцы настороже. Назвал себя — не знаете такого? Мы жили здесь, на первом этаже… Ещё не знают и уже не помнят. И я к деревьям повернусь лицом, к деревьям, что смотрели в окна комнат, к деревьям, что посажены отцом. И будет миг пронзительно печален, когда качнётся ветка под птенцом, и я пойму: они меня узнали — деревья, что посажены отцом. ЗАБОРЫ До чего постарели заборы! Стали доски темнее земли. Незаметны на досках узоры, что древесные соки сплели. Не осталось от краски последней ни пятна, ни полоски какой. О, какой в горьком мареве летнем здесь царит лопуховый покой! Где смородина рдела когда-то и черёмуха рьяно цвела — лопухи... Что осталось от сада? Ничего — вот такие дела. Я иду по заросшей тропинке в мельтешении узких теней и уже не могу без запинки вспомнить все повороты на ней. Схватит грусть и мгновенно отпустит. Мне не память подскажет — чутьё, что по этой земле в Златоусте лихо бегало детство мое. В новых улицах нету соблазна: вкруг домов никакой городьбы. И стоят они разнообразно, и растут они, словно грибы. Новостройки взбираются в горы, Птицы радуются щебеча. А заборы… Да есть и заборы — из бетона да из кирпича.. ДЕТИ Дети растут. Вопреки и без помощи. Всё перепутали нам и себе. Всех перессорили — те ещё овощи. Кто они в нашей нескладной судьбе? Ученики? Бунтари? Привередники? Или бойцы запасного полка? Или того горемыки-наследники, что не растрачено нами пока? Жаль, нет для времени касс сберегательных. Время летит — хоть ты стой на часах! Ёкнет ли сердце от взглядов взыскательных? Что мы творили у них на глазах?! Что мы отныне расскажем хорошего? Чем поклянёмся? Покаемся чем? Всё начинается в прошлом, а прошлого словно и нету сегодня совсем. Дерзкими названы, трудными названы, взрослым внимающие на бегу, нам они были бы многим обязаны, не были б мы перед ними в долгу. ВЫБОР Нас пониманье вдруг берёт в полон и в клочья рвёт однажды убежденье, что зеркала нужны для подтвержденья того, что ты и молод, и умён… Какой там молод? Молодость ушла в тугие зёрна поросли зелёной, умноженной, а значит, разделённой надежды на грядущие дела. ...Давным-давно со мной случился миг, которого на свете не бывает: вот зеркало моё запотевает и прячет блик, и растворяет лик. Пот высыхает, возвращая свет... О, это чудо или наважденье? Передо мной не просто отраженье, но отраженье через много лет. «Ты узнаёшь меня?» «Да, узнаю. А ты меня?» «Я знал, к кому являлся. Я жизнь прошёл — ты позади остался, но ты пройдёшь, однако, жизнь мою. И я хочу помочь тебе, хочу предостеречь от нескольких ошибок...» «О нет, не надо, я не так уж хлипок, и мне ошибки будут по плечу!» «Ты им, увы, не ведаешь цены. Чего достиг ты и добился, чтобы опровергать мой, собственно, твой опыт? Твои удачи будут солоны. А дальше — что?» «Чего-нибудь добьюсь». «Добился бы, когда б меня послушал. Я потому ход времени нарушил, что за тебя, наивного, боюсь». «Ты говоришь, не ведаю цены. Однако я не ведаю и ставок. А что, скажи, цена твоих поправок? А вдруг они — проделки сатаны?» «Как посмотреть, ведь Бог и Сатана, как жизнь и смерть, на свете двуедины. Не веришь мне — поверь в мои седины...» «А всё-таки поправкам что цена?» «Ну что — цена? Ей можно пренебречь. Любовь и дружба — разве это плата за славу, что сиятельнее злата, за обещанья множественных встреч? За свет удач, за вечный праздник, за...» Он говорил, но я уже не слушал. Он говорил, но мне сдавило душу и сжало сердце. Я закрыл глаза, и всё пропало, время потекло и словно растворило наважденье. Открыл глаза, а вместо отраженья — всё в трещинах зеркальное стекло. Теперь живу и десять раз на дню раздумываю и понять стараюсь: неужто я когда-нибудь состарюсь и всё на свете переоценю? Неужто путь мой неисповедим? Но, может, зря я вижу тут порочность — так я себя испытывал на прочность пред очень важным выбором своим? * * * Забудешься и побредёшь рассеянно, как будто бы в завесе дымовой, по той тропе, которая засеяна давным-давно травою-муравой. И вот она почти по пояс выросла, и тщетно бьётся, тщетно бьётся в ней, шарахаясь меж правдою и вымыслом, прохладный ветер памяти моей. Нет ничего щемящего, знакомого. Споткнусь и догадаюсь: не к добру. Услышу песню — не пойму, о ком она, поскольку слов уже не разберу. Но ничего, я не поддамся панике. Пускай уходят годы, как вода, но никогда я в жизни не был маленьким и здесь я не был тоже никогда. Зачем прохладным ветром снова дунуло? Здесь даже пыль тяжёлая, как ртуть. ...Быть может детство мы себе придумываем? Придумываем, чтоб передохнуть?.. ДВА КРЫЛА Всё заметнее, всё видней вехи жизни, вершины будней. Утро вечера мудреней, но спешить мы пока не будем. Дорогая, поправь крыло, и своё я поправлю тоже. Было всё, да не всё прошло, так что зря мы судьбу итожим. Ночь темна, а вино хмельно, а забота не уморила. Что-то отняло время, но очень многое подарило. Видишь, там, через туч клубы, через синий морозный воздух, светят нашей с тобой любви не задутые ветром звёзды. Так зачем горевать-тужить? Будь что будет, и даст Бог — сдюжим! Жизнь прожить — не добро нажить, а любовью намаять душу. Счастье в том, чтобы жить любя. Обмануть любовь — не заслуга. Мы в любви обретём себя и в любви обретём друг друга. СУГРОБ Всю ночь за окном ветер облако рвал, наверное, бредя ночлегом, и, как оказалось, всю жизнь заметал холодным заносчивым снегом. Но мы позабыли вчерашний озноб и одолевали с разбегу за первым сугробом всё новый сугроб, холодному радуясь снегу. Остынем? Остынем! В нас много огня! Он весь до последнего сбылся. Хочу, чтобы ты позабыла меня, чтоб я позабыл-позабылся! А ветер, а ветер о нас горевал! И мы не заметили оба девятый летящий бушующий вал закрывшего небо сугроба. И стал нам сугроб, словно Ноев ковчег, в котором, с невзгодами споря, плывём мы, покуда заносчивый снег всё ждёт превращения в море. СОЛНЕЧНЫЙ ЗАЙЧИК Нагнусь и сорву одуванчик, вгляжусь в лепестки и пойму: мой дом — это солнечный зайчик, взорвавший вселенскую тьму. Живу и доволен юдолью, и счастлив почти оттого. Пусть дом мой накроют ладонью, а что там, под ней?— ничего! Но солнце мелькает, мелькает, и между дворцов и хором то вот он, а то пропадает мой тёплый сияющий дом. ГЛАВНЫЙ ФАКТ Когда мне очень не везло, я жил работой, и бывало, что выручало ремесло и от хандры меня спасало. Оно меня спасало тем, что лишь уйдут в работу руки, ко мне приходят ритм и темп и перемалывают муки. Весёлое гуденье мышц не ошибётся ни на йоту. И обратится чувство в мысль, а мысль — в работу. О, как ритмично дышит грудь! И понимаешь: в мире тленном труд, труд и труд — вот жизни суть, всё прочее — второстепенно. Второстепенность ссор, разлук, обиды ближней или дальней под каждый взмах горячих рук всё явственнее и реальней. Пусть это даже и не так. Не так... Но если стало легче, то остаётся главный факт: работа лечит. ПРИМЕТА За поворотом ветер в спину, и скоро будет поворот. Я напоследок жребий кину, а поступлю наоборот, наперекор тому, что — случай (он вечно бьёт на слабину), и если был я невезучий, то жребий свой переверну!.. ...И вот итог. А счастья нету, как будто чёрт подтасовал и сделал так, что я монету с одними решками бросал. Но снова утро. Даль сквозная горит и светится, маня, и жизнь нелёгкая, земная, как прежде, радует меня. Тем, что решительно светает. Ночь леденящим бьёт крылом... Пусть на восходе холодает, но верится: перед теплом. ТИСКИ Похолодало не всерьёз а так, случайно. Земля намокла не от слёз, а мне печально. Как будто кто из пауков плетёт мне сети. А я одно из облаков, что гонит ветер. Он сушит и сжигает кровь, толкает в бездну. Ему название — любовь. Он вздох небесный. Сквозняк пространства и тоски, дрожанье нерва... Я сам зажал себя в тиски земли и неба. ЦЫГАНКА Спасибо тебе, цыганочка, за трудный за твой урок. На станции-полустаночке взяла ты с меня оброк. Зачем распахнулся настежь я тебе, как теплу весны? Марина ты или Настенька,— глаза у тебя честны. Ты ведьма и дочка ведьмина и сушишь цветок с корня. Тебе, видно, что-то ведомо хорошее про меня. Ах, строки мои — не жалобы, ведь жизнь моя — не трава. Хорошим делиться надо бы... Наверное, ты права. Судьба у меня хорошая, и это уж не враньё. Спасибо тебе за прошлое и будущее моё. А что забрала ты давеча, так всё-таки не злобя. Я тоже живу играючи,— обманывая себя. ВЕЧЕР Вечер такой, будто время — излишество. Вот уже сколько минут медленно дышится, медленно слышится, медленно тучи плывут. Медленно звёзды вверху загораются, медленно стало темней... Всё — неподвижность. Нет, всё растворяется, всё растворяется в ней: птицы, деревья, пространство воздушное, чувства, надежды, мечты… Будто бы всё это было ненужное. Просто обман суеты. Стихли в отчаянье ветры бездомные, веточки не шелохнут. Властные, властные токи истомные с неба на землю текут. Тишь. Неподвижность. Покой. Одиночество. Необъяснимая грусть. Так позабыться, расслабиться хочется!.. Но раствориться боюсь. НОЧНОЙ ДОЖДЬ 1 В минувшем есть какая-то отдушина, особенно приятная с дождём. Дождь заставляет чувствовать минувшее и думать о сегодняшнем моём. Я одинок, но не взываю к помощи. Заброшенность моя не навсегда. Ещё мне есть кому сказать: «А помнишь ли?..» Есть от кого в ответ услышать: «Да!..» Пусть дождь моим дыханием командует. Готов его я слушать не дыша. Под этот дождь единственного надо мне — чтоб сквозняком проветрилась душа. Откуда в ней глубокие созвучия с неброскою мелодией дождя, который размывает всё, что мучило, проветренные чувства молодя? Сон занемел и никуда не хочется. Пускай на расстоянии броска, вся в пузырях, вся в брызгах, в муках корчится вчерашняя зелёная тоска. К утру устану. Дождь, конечно, кончится. Мои печали будут не у дел. Я улыбнусь. Я вспомню одиночество... Я у костра как будто посидел. 2 Ночью дождь оглушительный выпал. Он так яростно бился у штор, что понять было трудно: я выплыл или вплыл в неожиданный шторм. Шум дробился, до рёва сгущался. Всюду синие звуки цвели. Дождь за шторой балкона качался и раскачивал чувства мои. То легко становилось, то трудно, как у счастья на самом краю. Дождь бессовестно и неподсудно расшевеливал душу мою. И она разболелась тревогой! На краю — ну, поди удержись, коль такой показалась убогой мне вчерашняя тихая жизнь. Словно смыло дождём позолоту, и прозренье ко мне снизошло. Мало думал я, мало работал... Мало, мало!.. А время ушло. Да, я вёл себя тихо и скромно, но теперь мне вся правда видна: безгреховная совесть греховна тем, что муки не знает она. ...Дождь виною меня не озлобил, и во мне продолжало светать. Кто не мучился, тот не способен ни сочувствовать, ни сострадать. Тут и утро затеплилось светом как начало хороших начал. Дождь измучил меня, но при этом что-то доброе пообещал. ГРЕХ В тишине одиночества я как будто бы грех совершаю: мне любить тебя хочется — видит Бог, я тебя предвкушаю. Время тянется медленно. Ожидание — самосожженье. Но я думаю: нет ли в нём настоящей цены предвкушенью? Ты ещё впереди, может, на расстоянье порыва. Бьётся сердце в груди, как звезда за мгновенье до взрыва. *** Вздрогнул май от ночного шороха. Я от радости занемог. Как всегда, зацвела черёмуха, и земля ушла из-под ног. Ослабела ли гравитация? Закружилась ли голова? У черёмухи репутация, сами знаете, какова. Ну и пусть! Не учите разуму — вы рискуете опоздать. Надоело с оглядкой на зиму будни серые коротать. Надоело жить осмотрительно, и тем более — не беда: соблазняюсь я соблазнительной, а другой какой — никогда! Не подействует слово пошлое. Не со злом она, а с добром. Позабуду я время прошлое, не задумаюсь о потом. Стрелы запаха бьют без промаха только влюбчивых — знаю сам. Ах, дурман-цветы! Ах, черёмуха! счастье с горечью пополам. На весну есть судьба беспечная, на черёмуху — благодать. Знаю сам, ничего нет вечного, но конца ещё не видать. ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ЛЕТА Пока еще лето не кануло в Лету, но тени длинней и длиннее ложатся. И всё-таки можно на краешке лета, как будто бы возле костра задержаться. Должны быть в костре непотухшие угли! Последний денёк, предпоследний денёк... И можно пытаться под облаком смуглым раздуть на прощанье живой огонёк... Августу тридцать... О боже мой, вот лето и кончилось, кончилось лето. И не последним ли лучиком света солнце пронизывает небосвод? Зябко так станет, представишь едва зыбкие светы осенних просторов... И никуда не уйти от повторов! Вот уже снова кружится листва. Вот уже снова нисходит покой — полузадумчивость, полуусталость. Но оглянусь я на то, что осталось... Что там за женщина машет рукой? Вся в золотистом весёлом огне, перебивающем сумрак дождливый... Я целый миг был, как прежде, счастливый, но оказалось, что это не мне. Так зарябило в глазах от рябин, так зарябило, что я обманулся... Видно, не вовремя я обернулся... Августу тридцать... Нет, тридцать один. ЛИСТОПАД Как ни тянулся август долго, но заработала резцом златая осень, и что толку раздумывать о том, о сём? А у берёз редеют косы, и, хоть лесок ещё тенист, уже на все мои вопросы ложится пожелтевший лист. И обесценилась премудрость когда-то высказанных слов, и странно радует безлюдность, незаселённость моих снов. Кругом мне видятся изъяны, но вновь мечтаю невпопад... А разве можно строить планы под листопад?.. Под листопад... ОЙКУМЕНА Я живу на краю Ойкумены, где людей — никакого следа. До ближайшей звезды переменной мне лететь световые года. Ветер с окон дождинки сдувает и скрывается с ними во мгле. Почему одиноко бывает на семимиллиардной Земле? Перед кем и когда провинился? Чем я эту печаль заслужил? В небе месяц опять народился — одинокий его старожил... Еле-еле дождёшься рассвета, но, шагая в потоке людей, будешь жмуриться сладко от света, удивляясь печали своей. * * * Любовь не постигнуть мысленно, а чувством поймёт любой. Не милостыня, а миссия — вот какова любовь. Я, будто бы в грустной повести, тоску, словно боль, терпя, хоть весточки ждал, хоть новости, но не было — от тебя. А время казалось вечностью, ты снилась мне много раз. Красива… До бесконечности я был целовать горазд. Но память с годами студится, стирается до основ. Наверно, уже не сбудется хотя бы один из снов. И вечность уже растрачена, и встречи не будет вновь. Настала пора оплачивать несбывшуюся любовь. И вот оно — послечувствие… А можно ли чувство — вспять? Наверно, умру от грусти я, мечтая тебя обнять. Напрасно мы были сдержаны. А так и случился сбой… Будь счастлива, моя женщина, не ставшая мне судьбой! РЕЛИКТОВЫЙ ЧЕЛОВЕК Слишком часто стало облачно и прохладно! Облака плывут, как тени веков. То ли в небе нашем что-то не ладно, то ли мир земной не слишком толков. А я помню время, когда не было облаков! Золотое было время, другая эпоха, до сих пор пьянящая, как вино. Раз, случалось, тогда вспоминали царя Гороха, значит, было оно, это время, уже давно. А мы жили — не знали, что всё проходит. Хорошо, если это боль или печаль... Оказалось, и время, как пароходик, уплывает, уплывает куда-то вдаль... Так вглядимся давай, чтобы сердце сжалось, чтоб кольнуло его или обожгло: нету там ничего, и такая жалость, что и быть не могло, не могло-могло... Облака опять в вышине повисли, а одно из них — мой взгрустнувший вздох. Вечный ветер свои напевает песни. Перемен эпоха. Перемена эпох. Ну да Бог с ней, с моей тоской-ностальгией. Опускает занавес XX век. В XXI люди будут уже другие... Ну а я — реликтовый человек. АССОЛЬ Высохло море, рассохся корабль, сыграна роль. Жизнь пролетела, очнуться пора! Слышишь, Ассоль? Высохло море, на раны земли выпала соль. Белые чайки цветами взошли — видишь, Ассоль? Высохло море, прошли чудеса. Время утрат… Там, где ты алые ждешь паруса,— алый закат. Высохло море, по старой тропе сухо идти. Может быть, просто отныне к тебе нету пути? Высохло море, но мучит знобя детская боль. Может быть, больше не верят в тебя, слышишь, Ассоль? ВЗРЫВЧАТОЕ ВЕЩЕСТВО Говорил, что люблю? Говорил. Между прочим, душой не кривил. Умереть был готов, не играл. Тот, который любил, умирал. Я, прости меня, как ни старался, почему-то живым оставался… Жизнь снова манит меня новизной. Что-то случится грядущей весной? Произойдёт непременно со мной? Станет заслугою или виной? Я ощущаю в себе волшебство — это волнует моё естество до торжества… Но долой торжество! Сердце, ты взрывчатое вещество. …Эту страницу я не допишу. То есть чего-то я не совершу, в том числе, может быть, не согрешу, не искушусь, но и не искушу. Пусть, как на зимних деревьях листва, в сердце остались сухие слова. В них моя тайна и с ними сродство. Сердце — ты взрывчатое вещество! СНЕЖАНА В самый полдень лучи, как струночки, завибрировали в окне. Тает снег, а моя Снегурочка тихо радуется весне. Ждёт чего-то вполне хорошего, словно Золушка на балу. И почти как зерно проросшее, доверяет она теплу. Хорошо быть такой доверчивой, хоть считается, что нельзя. Подождём, говорю, до вечера и пройдёмся, на льду скользя. Ну и что, хороша ль погодка-то?.. У Снегурочки мне назло шарф упал, а пальто расстёгнуто, а лицо её расцвело. Смысла нету в словах затасканных хоть про это, а хоть про то… Час придёт — кто-то тронет ласково, и она распахнёт пальто. ФИЛОСОФИЯ О чём молчит мир суетный и сущий в стремлении мужчину превознесть? Нет у мужчин серьёзных преимуществ, зато у женщин, безусловно, есть. И если, скажем, женщина — вершина, за ней неоспоримый перевес: пусть станет покорителем мужчина, ей оставаться жителем Небес! Она всегда нас с Небом обручала… А мы, о восхождении трубя, боготворим в ней грешное начало, чтоб опустить до грешного себя. * * * В середине апреля солнце всем на земле верховодит. Происходит рассвет, высекающий искры огня. Происходит весна, а старение не происходит с середины апреля, а именно: с этого дня! Он высок, он твоя смотровая площадка, чтоб назад посмотреть и украдкой легонько вздохнуть, и вперёд посмотреть, где опять вековая загадка открывает счастливый и долгий, наверное, путь. А попутчик-апрель совершает волшебное действо: происходит весна — всё решительнее и смелей! И светлеет душа, словно в двух поворотах от детства и в одном повороте от юности жаркой твоей. * * * Н. Верзакову Писателю, умевшему летать, Земля и Небо не предъявят счёта. По осени ждала его охота… И наша доля: помнить, верить, ждать его из невозвратного полёта. Разлук и встреч живая череда... Но как-то раз уходим навсегда. Не возвращаясь... Правда ли — уходим? А может, просто стрелки переводим и прячемся у времени в тени? Ты в эту тень однажды загляни глазами сердца, напрягая зренье, как бы сквозь тучи, будто сквозь деревья. Глазами сердца — мудрыми глазами — постигнешь ты, что мы не исчезаем, и снова рядом все, кто с нами был, кто дорог был и кто тебя любил. И вычитанья нет, но есть сложенье! И ощутив себя, как отраженье, ты вдруг поймёшь, ликуя и скорбя, что, глядя в тень, ты смотришь сам в себя! А это тоже постиженье чуда: мир есть сосуд, но дна нет у сосуда. КРЕДО О. Н. Павлову Того, кто знает своё Прошлое, не удивляет Настоящее. Не соблазнись дорогой ложною, судьбу, как деревце выращивай. Твори добро и множь хорошее, будь ты хоть в золоте, хоть в рубище. Наверно, что-то канет в Прошлое, но что-то, точно, станет Будущим. * * * В душе моей затих круговорот всех треволнений, и не только бывших. Я оказался у родных ворот не то чтоб мёртвый, но уже остывший. На перекрёстке всех времён стою, никем не узнан и никем не признан, и ничего вокруг не узнаю, как будто нету прожитой мной жизни. Где вы теперь, надежды и мечты? Где результат трудов и испытаний? Мир рушится отнюдь не от тщеты, а именно от сбывшихся желаний. Мои глаза ничто не удивит. Я не откроюсь звуку или слогу. Прости меня!.. Но только Бог простит, и я уже ищу дорогу к Богу. ДЫРА Может, от скорби, а может, от гнева начало сохнуть дремучее древо. Люди не стали его врачевать — стали пилить, а потом корчевать. Мол, посветлей будет и попросторней... Но воспротивились древние корни! Весело рвали и зло — на ура! Ветром свистит мировая дыра. Бурей шумит, оглушая, и в ней всё разворочено, кроме корней. Страшно натянуты чёрные жилы. Разве не корни вселенную сшили? Трудно корням на разрыв, на разрыв. Эта дыра — будто едкий нарыв. Дышит она, сквозняком нарывая. Судьбы решает дыра мировая. МОЛЬБА Опять над нами небо в проседи — хоть пяди все исколеси. Не погуби Россию, Господи! Ещё разок её спаси! Хоть что-нибудь покуда значим мы, не дай разбить нас в прах и пух. Слепых, о Боже, сделай зрячими. Глухим верни, о Боже, слух! А если встанешь перед выбором, то даже жизнь мою возьми, но, чтоб стране удача выпала, ты неразумных вразуми. Чтоб не смотреть глазами тусклыми, не погуби в нас ум и честь. Дай, Боже, человеку русскому таким остаться, как он есть: открытым, чистым перед будущим и в этом будущем — живым. Счастливым, искренним и любящим, и, Боже,— грешником Твоим. СОЛЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ А. Г. Нас беды сживают со свету, но времени нету тужить. За что наказание это — жить ради того, чтобы жить? На силе, на воле, на боли, сжигающей сердце живьём. На той человеческой соли, которую долей зовём. Жили — пили: с радости ли, с горя ли. Было, в общем, нечего терять. И прожили мнимую историю. А теперь вот жить решили вспять. Но грызёт тоска неутолимая, отвергая чуждые миры. Вдруг мы тоже, величины мнимые, выдуманы Богом для игры? Вот и лгут бездарные пророчества, уводя с дороги вновь и вновь. Не спасёт Господь от одиночества обречённых на его любовь.